Откуда столько не(до)понимания?

Нам трудно услышать другого и сделать так, чтобы поняли нас. Почему общение часто разочаровывает, оставляя ощущение песка, в котором тонут наши слова, или стены, через которую не пробиться? Потому что в диалог вмешиваются наши ожидания, эмоции ипроекции, взаимопонимание становится исключением из правил. Но мы по-прежнему к нему стремимся.

«Я так устала сегодня, давай лучше завтра обсудим, как отметить твой день рождения», – просит Яна свою младшую сестру, которая горит желанием немедленно поговорить обо всех деталях. Нина думает, что Яне сейчас не до нее… и уходит, хлопнув дверью. Чтобы по-настоящему общаться, нам следует донести до собеседника наше физическое состояние и наши эмоции в тот момент, когда мы к нему обращаемся. Но этого мало – ему еще предстоит услышать и правильно понять то, что стоит за нашими словами. Миссия невыполнима? «Во всяком случае, она требует от нас настроиться на другого, принять его чувства, не оценивая и не интерпретируя их, а это трудно даже тому, у кого развита способность к эмпатии», – признает социальный психолог Екатерина Дубовская. Во всяком случае, провалы коммуникации психологов не удивляют…

Мы слишком многого ждем от общения

«Общение можно сравнить с огромным зонтиком, под которым скрыто все, что происходит между людьми, – считает психотерапевт Вирджиния Сатир (Virginia Satir). – Наша способность к выживанию, установлению близких отношений с другими, наше представление о смысле жизни, верность собственным идеалам, – все это во многом зависит от того, как мы ведем себя в общении с другими людьми. Общение можно рассматривать как особый измерительный прибор, с помощью которого люди определяют ценность друг друга»*. Поскольку общение так важно для нас, мы относимся к нему очень трепетно, пытаясь разобраться, как лучше себя вести, что и кому говорить, когда промолчать, а когда настоять на своем. Однако наше самовосприятие не всегда бывает объективным: «Например, «мне трудно общаться» и «со мной трудно общаться» – это не одно и то же, – комментирует Екатерина Дубовская. – Кто-то полагает, что с ним легко и хорошо, а на самом деле окружающим трудно – он их не слышит и не видит, общается сам с собой». Именно поэтому важно присматриваться к тому, что происходит вокруг нас: если рядом с нами стала потихоньку образовываться пустыня (и нас это беспокоит), стоит разобраться почему.

Мы предпочитаем монологи

«Общение – это не всегда диалог. Иногда нам просто надо высказаться, и мы можем говорить в пустоту или самим себе, – замечает психотерапевт Адольф Хараш. – Но только диалог дает возможность понимания, установления глубоких отношений». Однако даже люди с похожими интересами, которые вместе работают или дружат, умудряются не услышать и не понять друг друга. Разговаривая, мы порой стремимся не к обмену информацией, а к возможности оставить за собой последнее слово. Тогда единственная цель наших дискуссий – укрепить нашу убежденность в собственной правоте. Наверное, именно на этот случай философ Артур Шопенгауэр предложил тридцать восемь способов быть всегда правым**. Когда дебаты – всего лишь способ заявить «Я существую!», они превращаются в череду монологов, где каждый нетерпеливо ждет, пока другой умолкнет, чтобы заговорить самому… Единственный способ избежать этого – захотеть почувствовать другого. «Зачастую мы слушаем, но вкладываем в слова, которые слышим, свои смыслы и значения, – объясняет Екатерина Дубовская. – Когда мы говорим приятелю: «Брось переживать!» – мы равнодушны к нему, отвергаем его чувства. Так диалога не получится».

Алина Никитина, фотограф «Мне важно услышать человека и стать ему другом»

«Попрыгать на одной ноге, принять нелепую позу, сыграть, раздеться… Любой из нас может сделать в кадре все что угодно, но только если фотографу удастся расположить к себе, стать другом, которому доверяют. Я поняла это, когда сама участвовала в съемках в качестве модели. Мне было некомфортно, если со мной не говорили, ничего не объясняли, не хвалили... В съемках вообще много некомфортного – в студии холодно, а сниматься, например, нужно без одежды, человек стесняется, а вокруг него толпится много людей… Выполнить сценарий можно, только если человек расслаблен, податлив, открыт и готов экспериментировать. И я, очень терпеливо, делаю все для этого: много говорю, улыбаюсь, шучу, рассказываю интересные истории… И конечно, слушаю человека, вежливо и внимательно. Это важно, иначе мне не удастся попасть с ним в тон, с первых минут общения понять, что его раздражает, беспокоит, к чему он расположен и что его больше интересует… А еще я говорю комплименты. Совершенно искренне, потому что в каждом из нас есть что-то очень красивое, и я это вижу. Но самая высшая точка доверия – когда я могу прикоснуться к человеку, если мне вдруг надо поправить волосы, погладить по руке, чтобы подбодрить, а может быть, и больно сжать ее, если того требует сценарий. Когда те, кого я снимаю, понимают: все, что мы делаем, имеет свой смысл».

Если надо объяснять, то не надо объяснять?

Слышать и слушать? Нам кажется, что это элементарно: достаточно располагать временем, предоставить себя полностью в распоряжение другого, «впустить в себя» его взгляд на вещи. В реальности наши страхи и внутренние конфликты делают нас глухими: многим случалось отшатнуться на улице от мужчины, который показался агрессивным, а на самом деле хотел всего лишь выяснить дорогу или узнать, который час. В этом мы похожи на детей – они тоже часто не слышат нас, действуя в соответствии с собственными ожиданиями: собирают игрушки , когда их просили собрать портфель, или идут обедать, пропустив мимо ушей, что надо вымыть руки. Взрослые в своих фантазиях заходят гораздо дальше, пытаясь вычислить скрытые за высказываниями собеседника намерения, даже если их там нет. «После корпоративной вечеринки мой коллега Антон подвез меня домой, – вспоминает 29-летняя Регина. – Я уже просто падала с ног от усталости, но из вежливости пригласила его подняться на чашку чая. Он посмотрел на меня холодно и сказал чуть ли не сквозь зубы: «Ничего не получится, завтра мне рано вставать». Неужели он подумал, что я его изнасилую?» Под влиянием собственных сексуальных импульсов Антон приписал Регине намерения, которых у нее явно не было.

Наталия Зубриян, массажист «Я чувствую пальцами, что происходит»

«Массаж – дело очень интимное. Особенно вначале: надо раздеться и доверить свое тело незнакомому человеку. Но после десяти сеансов мы обычно расстаемся с пациентами не то что друзьями – родственниками! Правда, если нам удается разговориться. Потому что разговоры как нельзя лучше помогают человеку расслабиться, не контролировать то, что я делаю, абсолютно довериться мне и своим ощущениям. А от этого зависит, будет эффект от процедуры или нет. Ведь ничего нового со времен изобретения массажа не появилось – те же движения, та же анатомия мышц… Важно умение массажиста: не просто потер, помял, пожал, а понял, в чем проблема человека, и помог с ней справиться. Вот, например, пришла ко мне женщина. Напряженная как струна – она очень боялась постареть, стала жаловатьcя на жизнь… Все тело твердое как монолит, как кирпич. Я пыталась ее размять, расслабить... Но ничего не получалось. И вот через три года она вернулась. Другой человек! Сразу же сообщила, что стала бабушкой, взахлеб рассказывала про внучку, и десять сеансов пролетели как один. Ее жизнь изменилась, и все внутренние зажимы ушли. Мы же как черепахи – чуть что не так, спина становится как панцирь. То, что у человека проблемы, я вижу сразу, достаточно ему лечь, а мне – поставить руки… Я чувствую это пальцами по состоянию мышц, понимаю: где ему больно, как он реагирует на то, что я делаю. Моя задача восстановить гармонию – чтобы боль ушла, а душа успокоилась».

«Собеседник не знает, что мы чувствуем, он может только догадываться или воображать, что с нами происходит то же самое, что с ним, – подчеркивает Вирджиния Сатир. – Пока наши догадки и фантазии не нашли подтверждения и не были опровергнуты, они часто становятся источником недопонимания и ошибок. С кем мне сейчас было так хорошо – с вами или моим представлением о вас?» Чтобы достичь понимания, важна обратная связь. «Увы, мы не так часто ею пользуемся, поскольку в нашей культурной традиции это не принято, – отмечает Екатерина Дубовская. – Мы считаем, что окружающие должны сами обо всем догадываться: о нашем состоянии, чувствах, мыслях, планах, намерениях, отношении к собеседнику». А на работе обратная связь часто вообще не предусмотрена деловым этикетом: начальник дает указания, подчиненные идут их выполнять, не совсем понимая, что и как им предстоит сделать, но не решаясь переспрашивать. «Обратная связь делает нас значительно более эффективными в общении. Зная, что его не поняли, говорящий попытается найти другие слова, – продолжает Екатерина Дубовская. – Но для этого он сам должен искать этой обратной связи, должен быть готов ее воспринять».

Ирина Ермакова, логопед, дефектолог «Любить, расспрашивать и слушать»

«Страшно, когда человек теряет возможность говорить. Одна из моих пациенток перенесла несколько тяжелых операций и рассказывала мне: «Никогда я так не страдала, как в тот момент, когда осталась без голоса! На работе хотела окликнуть коллегу и не могла, приходилось хлопать в ладоши, чтобы привлечь внимание…» Однажды и я ощутила это на себе. Лежала в реанимации, в горло была вставлена трубка, а меня мучила жажда. Я пыталась сказать «пить», но только шевелила губами. Любой логопед меня понял бы, это слово легко читается с губ. Но медсестра не понимала... Когда пропадает голос, люди пугаются, что это навсегда, что они не смогут вернуться к работе. Ведь молчаливых профессий сегодня нет. Поэтому пациенты говорят: «Хирурги сохранили нам жизнь, а вы дали возможность жить». Удалили человеку гортань – и нет у него голоса, никакого, даже шепота. И мы делаем ему пищеводный голос – он учится говорить другим органом. Кто лекции потом читает, а кто общается с домашними. Это зависит и от анатомии, и от силы воли, и от целеустремленности. Вот пришел продюсер, ему некогда, ему нужно за три недели восстановиться – работа ждет! А тот, кто собирается на пенсию по инвалидности, может заниматься долго, месяцами. Мы знаем про наших пациентов все, вникаем во все их дела: рабочие, семейные. Поддерживаем, сопереживаем. Чем тяжелее случай, тем чаще я говорю человеку, что он у меня самый лучший. Пациентов надо любить, расспрашивать и слушать, очень много слушать, чтобы они свои тревоги, волнения и страхи выплеснули и стало легче».

Мы обращаемся не к тому, кто перед нами

Слова, которые мы произносим, – попытка преодолеть расстояние, отделяющее нас от другого человека. Но встретиться с другим на самой глубине его существа нам не дано. «У каждого из нас есть картина мира, которая складывается как результат нашего опыта, – объясняет Екатерина Дубовская. – И мы можем увидеть только то, что можем увидеть. В общении мы зачастую приписываем людям качества, которых у них нет, мы их просто придумываем». Хуже того, почти всегда мы говорим не с тем человеком! К кому обращены наши просьбы о внимании, мольбы о любви или приступы гнева? К тем, кого мы бессознательно отождествляем с нашими первыми «другими», – к нашим родителям. Фрейд открыл психический механизм проекции, который паразитирует на нашем общении, приводя к недоразумениям. Проекции заставляют нас выяснять отношения с отцом, обращаясь к мужу, или раздражаться на ребенка только потому, что он похож на нашего младшего брата. «Часто люди общаются не со своими реальными партнерами, а с тенями из прошлого, – рассказывает Вирджиния Сатир. – Я встречала семьи, в которых партнеры, живя вместе тридцать и более лет, принимают друг друга совсем за других людей и постоянно испытывают взаимное разочарование».

Вот другой пример: 42-летняя Евгения никак не может спокойно общаться со своей младшей дочерью, 14-летней Таней. Она осознает, что к Тане относится гораздо строже, чем к старшей дочери, но не понимает, что заставляет ее говорить с девочкой так сурово. А все дело в том, что Танины голубые глаза каждый раз напоминают матери об ужасной ревности, которую она испытывала в детстве к своей младшей сестре. И она переносит на Таню агрессивность, которая предназначена вовсе не ей, обращаясь с дочерью так, как ей в свое время хотелось обращаться с сестрой. Проекция возвращает нас к нашей первоначальной детской уязвимости. Поэтому, если мы хотим перестать отравлять проекциями наши отношения, первый шаг – прислушаться к внутреннему ребенку, установить связь с ним.

Алексей Коджаспиров, руководитель службы «Детский телефон доверия» «Я стараюсь почувствовать эмоции ребенка»

«Общение с детьми – это совершенно особый случай. Дети не привыкли рассказывать о своих проблемах, тем более незнакомому человеку по телефону… И все же, если ребенку совсем не с кем поделиться своей бедой, ему страшно или грустно, он звонит нам в надежде, что мы его поймем. Но если в разговоре со взрослыми можно использовать стандартные приемы, то с детьми все непредсказуемо – не всегда можно понять, как они отреагируют на мои слова. В любой момент они могут бросить трубку… Поэтому я стараюсь в первую очередь почувствовать эмоциональное состояние ребенка. Обращаю внимание на его дыхание, тембр голоса, прислушиваюсь к молчанию – как будто читаю между строк. Самое главное, чтобы он доверился мне – чужому взрослому человеку, которого он не может видеть. Обычно ребенку трудно даже сформулировать то, зачем он звонит, – и я пытаюсь вместе с ним понять, что его беспокоит. Необходимо принимать детей такими, какие они есть, не осуждая и не оценивая. А если понадобится, я говорю с ребенком на его языке, то есть терпеливо объясняю ему то, что взрослым кажется элементарным. Особенно сложно с подростками – пробуя разные средства, оставаться отзывчивым и мягким. Я стремлюсь к тому, чтобы ребенок почувствовал: я его слышу и понимаю. Это укрепит его веру в людей и в мир вокруг. Если же он мне не поверит, звонок так и остается формальностью. Значит, я не смог ему помочь».

Мы сводим общение к словам

Привыкнув полагаться на слова, мы недооцениваем другие «каналы связи», считает Вирджиния Сатир: «В общении участвуют разные органы чувств: вы смотрите на партнера и создаете его зрительный образ. Затем – звук. Дыхание, кашель, тембр и темп голоса – это тоже своего рода информация. Теперь – прикосновения. Тактильные ощущения остаются на всю жизнь наиболее надежным источником информации о другом человеке. Каждое прикосновение имеет определенный смысл: оно может выражать любовь, доверие, страх, слабость, восхищение, пренебрежение. Я заметила, что, когда супруги постепенно входят во вкус и начинают наслаждаться прикосновениями друг к другу, их отношения значительно улучшаются».

Молчание – тоже способ общения. «Кто молчать не умеет, тот и говорить не способен», – уверял еще древнегреческий философ Сенека***. Пауза в разговоре служит проявлением уважения к собеседнику: в этот момент мы слушаем, не перебивая, или анализируем услышанное. Но тишину непросто выдержать. Мы постоянно окружены звуками: радио на кухне, музыка в наушниках, разговоры в автобусе, рекламные ролики в магазинах. Считается, что такой фон повышает настроение, а в тишине нам неуютно. Молчание бессознательно ассоциируется у нас с пустотой и смертью, а звуки – с проявлениями жизни. Но молчание влюбленных, к примеру, говорит о глубине их чувств. Любящие могут молча быть вместе: это значит, что эрос, сила жизни, в них сильнее танатоса, стремления к смерти.

Принять себя, доверять другому

Лавируя между боязнью тишины и угрозой непонимания, как сделать общение успешным? «Перестать принимать себя за того, кем мы не являемся, – предлагает Екатерина Дубовская. – Но такая честность дается нелегко. Это иллюзия, что человеку легче говорить c самим собой, иллюзия, что сами себя мы понимаем лучше». Как правило, адекватное представление о самом себе, отсутствие агрессии и потребности что-то доказывать делает человека приятным собеседником. «Хорошее отношение к себе – самопринятие – очень сказывается на общении, – продолжает Екатерина Дубовская. – Человек, который себя любит, но понимает, что может ошибиться, общается лучше».

Другое необходимое условие взаимопонимания называет Вирджиния Сатир: «Когда мы избегаем оценок и описываем только свои чувства и наш собеседник делает то же самое, мы можем общаться открыто, напрямую. Нам может не понравиться то, что мы услышим, но зато мы поймем друг друга. Когда мы делимся своими внутренними переживаниями с другим человеком, мы достигаем двух важных целей: по-настоящему знакомимся с ним, переходя от понимания к близости, и вносим в наши отношения элемент доверия, в котором мы все постоянно нуждаемся». Поэтому отец и мать, которые неспособны выразить свои стремления, сказать о своих желаниях, могут осложнить ребенку общение в будущем. Как и те родители, которые предписывают своему ребенку, что он должен чувствовать, и отрицают его реальные ощущения и эмоции. Достичь истинного понимания между близкими людьми помогает нечто непредвиденное, считает Адольф Хараш: «Например, супруги давно вместе, могут предсказать, как другой будет себя вести, но друг друга они забыли, не видят и не слышат. Из этого состояния сложно выйти самим. Но иногда происходит прорыв – если какое-то впечатление их затронуло, кольнуло».

Существуют специальные техники и методы, которые улучшают общение. Например,нейролингвистическое программирование (НЛП), которое учит нас понимать способ общения другого, чтобы легче передавать наше собственное послание, или техника ненасильственного общения, которая способствует «безболезненному» диалогу и помогает уважительно выслушивать собеседника даже в случае несогласия с ним****.

Адольф Хараш, психотерапевт

«Диалог – это не дискуссия и не спор. Это непрекращающееся, постоянное, если хотите, жадное внимание к другому человеку, и не только к тому, что он говорит, но ко всему, что составляет его личность… Вы как будто говорите в этот момент: «Я целиком твой, я не помню себя, когда ты говоришь». Вы полностью отдаетесь слушанию. Например, если вы действительно слышите ребенка, вам не надо это утверждать и демонстрировать: он все понимает сам, ибо находится в облаке вашего слушания. Важно быть, а не казаться; слушать, а не показывать, что вы услышали; любить, а не внушать ребенку, что вы его любите… Чем меньше мы произносим монологов перед детьми, тем лучше. Им, как и нам, нужна тишина, чтобы услышать себя и других*. Когда я работаю с клиентом, я сажусь и молчу. Иногда я слышу: «Я не знаю, что говорить». Но я-то тем более не знаю… А потом начинается рассказ: оказывается, клиент все знает, просто не знает о своем знании. Тишина, мое молчание стимулирует его к разговору. Человек оказывается в благоприятной атмосфере: мой взгляд ничего от него не требует, я даю ему полную свободу... Мое же поведение в диалоге основано на жесткой дисциплине. Мне приходится соблюдать около полутора десятков разнообразных запретов – например, я не ставлю диагнозов и не интерпретирую слова и действия собеседника. Мы не можем позволить себе говорить вещи, которые лишают другого свободы, превращают его в объект. Мы свободны, но наша свобода ограничена свободой собеседника».

* Подробнее об этом в книге Э. Толле «Тишина говорит», София, 2010.

«Трудные» люди

Некоторые люди кажутся настоящими мастерами общения, но именно с ними иногда особенно трудно быть рядом. Речь идет о нарциссах. Наше общество, нацеленное на внешний успех, развивает именно нарциссические черты личности. Нарциссы притягивают всеобщее внимание, они обаятельны и часто умны. «Но скоро мы замечаем, что говорят они только о себе, о своих успехах, требуя от нас постоянного внимания, а на малейшую критику реагируют вспышками гнева, сарказмом или холодностью, – поясняет экзистенциальный психотерапевт Светлана Кривцова. – С ними легко, только пока мы от них в восторге, пока мы нужны друг другу в рамках какого-то проекта и этот проект успешен. Нарцисс легко обижается, не может войти в положение других людей, понять, что они чувствуют. Не стоит подходить к нему слишком близко – нарциссы не выдерживают тесных отношений. Общаясь с ними, нужно быть доброжелательным и проявлять сочувствие: ведь зачастую за надменным взрослым скрывается ранимый, одинокий ребенок».

Человек среди людей

У каждого из нас, от блестящего телеведущего, который легко устанавливает контакт с сотнями разных людей, до молчуна-программиста, который предпочитает иметь дело с компьютером, есть потребность в общении – нам нужны другие люди. «Общение – это знак нашей включенности в жизнь, – отмечает Екатерина Дубовская. – Иногда даже не так важно, о чем мы говорим. Это не хорошо и не плохо: при первых контактах нам помогают социальные нормы, предписывающие говорить о погоде, о пустяках, – ведь о сокровенном сразу не скажешь. Зато мы даем понять окружающим (и чувствуем сами), что мы приняты, что у нас все в порядке».

«Потребность в общении и потребность в одиночестве не исключают друг друга, – считает Адольф Хараш. – Уход из общества – это тоже акт общения, и очень серьезный: я ухожу от людей, потому что хочу почувствовать собственную экзистенцию». Но и обыденное общение может быть настоящим. Вспомним о бессвязных беседах обо всем и ни о чем, которые оставляют ощущение тепла и близости. О застольях, спасенных благодаря уместной шутке или забавной истории из жизни. А если вдруг в оживленном разговоре возникает пауза, мы смущенно говорим: «Ангел пролетел». В наступившей тишине каждый вдруг чувствует себя беззащитным, уязвимым, лишенным привычной одежды слов. Потому что наша жизнь – это, по выражению психоаналитика Жака Лакана (Jacques Lacan), «бытие-в-языке». А все мы – говорящие существа, ищущие понимания.

* В. Сатир «Как строить себя и свою семью». Педагогика-Пресс, 1992.

** А. Шопенгауэр «Эристика или искусство побеждать в спорах» (Собрание сочинений в 6 томах, т. 6). Республика, 1999.

*** Сенека «Философские трактаты». Алетейя, 2001.

**** Подробнее об этом в книге М. Розенберг «Ненасильственное общение». София, 2009.